(аукториальный рассказ)

„Все бедствия не стоят того,

чтобы, желая избежать их,

стремиться к смерти.“  

Мишель де Монтень

Из всех моих знакомых она была самой разумной женщиной. Лет семьдесят назад Розали была молодой, хорошо училась в школе, где она потом долгое время преподавала после окончания педагогической академии. Она два раза была замужем, и у неё три совсем взрослых дочери. Сейчас она вдова. Своей пенсии ей хватает на жизнь. Розали уже давно избавилась от радужных иллюзий, поэтому она не удивилась, когда на прошлой неделе врач сообщил ей, что у нее неизлечимый рак поджелудочной железы, и что её дни сочтены.

– Вы же хотели узнать правду, — покровительственно говорит он, обращаясь с ней как с ребенком, который должен гордиться тем, что взрослый доверяет ему эту тайну. – Могу порадовать лишь тем, что сильные боли будут мучить Вас только перед самой смертью.

Ей почти удается справиться с собой после услышанного. В отличие от остальных людей, глубоко потрясенных подобным диагнозом, у Розали нет ни возмущения, ни отрицания, ни мучительного осознания, а всего лишь проблеск сомнения. Ну, а потом вся ночь, полная отчаяния, и уже на следующее утро поиск в интернете специальной медицинской клиники в Швейцарии, о которой она слышала, что там помогают побыстрее отправиться на тот свет.

Возможно, что и Вы, читатель, знаете о реальном существовании таких клиник, так что я их не выдумала. Офис одной из них расположен в пригороде Цюриха, название которой по понятным причинам я лучше называть не буду, так как эту клинику посоветовал мне мой адвокат. В Швейцарии есть много подобных клиник, практикующих эвтаназию, но та, о которой пойдет речь, является самой известной. Если Вы еще не слышали о ней, то обратите на нее внимание, ведь и из этой истории можно почерпнуть для себя что-нибудь полезное. Для записи в клинику нужно заплатить немалую сумму и прислать результаты медицинского обследования, необходимые врачу, для подтверждения бесперспективности лечения пациента. Лишь после этого можно выехать в клинику и получить там направление в так называемый кабинет эвтаназии: комнату с кушеткой, столом и стулом, куда сотрудник клиники приносит стакан со смертельным питьем — нембуталом, который приводит к остановке дыхания во сне. Остаётся только выпить его и умереть легкой смертью.

Что касается смерти, то тут Розали просто нечем удивить. Так кузен ее первого мужа хотел покончить с собой выстрелом себе в голову, не понимая, насколько это непросто сделать, учитывая положительную статистику выживания. Он приставил пистолет не туда, куда следует, снес себе нижнюю челюсть, и поэтому промучился еще несколько недель. Сестра её подруги Лора неоднократно пыталась свести счёты с жизнью, наглотавшись снотворного. Каждый раз она увеличивала дозу, и каждый раз всё заканчивалось тем, что её выворачивало наружу. Защитный механизм  организма оказывался сильнее её тёмных намерений. А племянник Розали Франк, брат Лоры Гаспард, повесился одиннадцать лет назад! На его шее осталась ужасная странгуляционная борозда от удавки, а на потолке глубокие царапины, оставленные им после мучительной агонии. Так что если есть желание покончить с собой, лучше всего обратиться к профильным специалистам. После недолгих раздумий Розали набирает номер нужной ей клиники.

Ей отвечает некий господин Фрейтаг, вежливый, невозмутимый, тактичный, наверняка имеющий опыт общения с подобными пациентами.

Конечно, читатель понимает, что господин Фрейтаг это вымышленный персонаж. Разумеется, я так же не звонила в клинику и поэтому не знаю, кто там снимает трубку и что отвечает. Я хотела бы это узнать, но всякий раз это вызывало у меня необъяснимый ужас, как будто бы я собиралась сделать что-то неподобающее, сопоставимое с обращением к темным силам. К тому же я не отношусь к категории тех писателей, которые ко всему подходят рационально и стараются придерживаться фактов. Другие наоборот, делают ставку на детальное изложение, и у них даже мелькнувший в каком-нибудь эпизоде персонаж имеет настоящее имя. Но мне всё это совершенно безразлично.

– Да не волнуйтесь Вы так, у нас все просто, – выслушав Розали, говорит господин Фрейтаг. Я пришлю Вам наш адрес, номер факса, а Вам нужно будет прислать нам результаты Вашего медицинского обследования. Затем наш психиатр побеседует с Вами, чтобы убедиться в Вашей вменяемости. После этого Вам отправят по факсу на подпись подтверждение записи в клинику, и как только мы их от Вас получим обратно, можно будет согласовать время выполнения процедуры эвтаназии. Или, – помедлив, спрашивает он, – это нужно сделать срочно?

– Врач, сказал, что у меня осталось всего лишь несколько недель, — отвечает Розали.

– В подобных случаях мы выполняем это в ускоренном режиме,– успокаивает её господин Фрейтаг. Хотя он говорит с Розали спокойным голосом, но в его голосе слышится сочувствие.

– Как это у него все, так хорошо, получается,– думает Розали. А собственно говоря, почему бы и нет? Наверно он мог бы зарабатывать и больше на другом месте, но может это и есть его настоящее призвание. Возможно, она даже испытает чувство благодарности после разговора с ним.

         Ночью Розали, как, впрочем, уже давно, долго не может заснуть. Сердце бьется как сумасшедшее, воспаленный мозг рождает такое, что очнувшись, просто страшно вспомнить. Какое-то шумное скопление людей, заключающих ее в свои жаркие объятия. Среди них Розали вдруг видит лица тех, о которых она вот уже лет пятьдесят и не вспоминала. Они напрочь забыты, наверно уже мертвы и те, кто мог бы их вспомнить. Как долго они уже здесь? Как знать, может быть это знак, что ей пришла пора умирать?

И все же Розали не хочет покориться судьбе. Поэтому ранним утром она звонит мне и просит ее пощадить.

– Розали, я не могу, это не в моих силах, – отвечаю я.

– Да нет, ты можешь! Это же твой рассказ!

– Но он ведь о том, что ты задумала с собой сделать. Если бы не это, то мне было бы не о чем рассказывать. Понимаешь?

– Я думаю, можно было бы придумать для него и другой финал.

– Просто не знаю, как это можно сделать для тебя.

Розали кладет трубку, поворачивается на бок, и безуспешно пытается уснуть вплоть до самого рассвета. В этом нет ничего необычного, последний раз у неё был хороший сон почти четверть века назад.

Следующие дни пролетают как обычно, будто бы ничего не изменилось в её жизни. Розали постепенно избавляется от страха, точнее говоря, он остается, но уже не такой жуткий, как в первый день. Чувство страха теперь притупилось, чего нельзя было сказать о боли в желудке, которая уже давно мучает её. Она уже едва ли смогла бы вспомнить, как чувствует себя совершенно здоровый человек. Впрочем, такова жизнь, когда тебе далеко за семьдесят: постоянно болит то тут, то там, да и ноги уже не держат.

Розали решает ничего не говорить своим дочерям. По правде говоря, они уже давно ждут её смерти. Она уверена, что те уже давно все обсудили, кто организует похороны, и где будет её могила. Дочери уже не раз её настоятельно просили подумать о себе и переехать в дом для престарелых, но Розали не слушала их, потому что была ещё в состоянии обслуживать себя сама, да и переезд туда был ей не по карману. Зачем ей сейчас обременять их, зачем все эти семейные встречи со слезливыми объятьями и причитаниями? Намного лучше и проще, если они получат официальное извещение из Цюриха, о том, что давно ожидаемое ими теперь свершилось.

Розали договаривается со своими двумя лучшими подругами, Лорой и Сильвией о встрече в любимом кафе за чашечкой кофе с пирожными. Там по вечерам сидят эти три пожилые дамы и обсуждают своих внуков. С определённого возраста они говорят только о семье. Политика и искусство стали для них чем-то абстрактным, что их совершенно не касается, пусть этим интересуются молодые. Их собственные воспоминания стали слишком личными для того, чтобы делиться ими друг с другом. Остались только внуки. Конечно, чужие внуки никого не интересуют, но, тем не менее, приходится слушать, а затем уже по праву можно рассказывать о своих.

– Пауль уже начал говорить, – сообщает Лора.

– Хейно и Лубби пошли в детский сад. Воспитательница очень хвалит то, как Лубби рисует, – вставляет Сильвия.

–У Пауля тоже получаются очень хорошие рисунки, – добавляет Лора.

– Томми играет в разбойников и полицейских, — говорит Розали.

Подруги одобрительно кивают. Хотя они знакомы с Розали лет тридцать, никто из них не спрашивает, кто такой Томми. Дело в том, что его нет. Розали придумала его, сама не зная почему. Она также не уверена, играют ли дети до сих пор в разбойников и полицейских, наверно это уже в прошлом. Она решает перед следующей встречей расспросить об этом своих настоящих внуков, но потом понимает, что больше не хочет их видеть. У неё перехватывает дыхание, и на мгновение ей становится трудно говорить. Чтобы отвлечься и привести себя в порядок, Розали смотрит в настенное зеркало в блестящей рамке.

 — Неужели это действительно мы? – думает она, видя в нем себя и своих подруг. Эти шляпки, сумочки из кожи крокодила и чудной старомодный макияж, эти жеманные манеры, нелепые платья. Как же они стали такими? Еще недавно мы были как все, знали, что в моде и не носили дурацких причесок. Наверно, именно поэтому, — думает Розали, — всем нравится этот чудной образ мисс Марпл, ведь та полная противоположность реальности. Старые женщины не расследуют дела об убийствах. Их совершенно не интересует, что творится в мире, и они не хотят разбираться в том, почему это происходит. Каждая женщина на пороге старости думает, что у нее все будет по-другому. Впрочем, как они когда-то так считали.

Вскоре подруги прощаются друг с другом потому, что они сидят здесь уже целый час, и их беспокоит то, что они, слишком надолго, ушли из дома. Перед уходом Розали еще раз критически рассматривает свое отражение в зеркале. На ней толстый теплый жакет, хотя на улице лето, шляпа от дождя, хотя его нет. И зачем ей такая большая сумка, ведь она почти пустая? Да и вообще эта сумка не подходит к ее платью, остаток чьей-то былой роскоши.

— Пожалуй, и вам не так уж и много осталось, — думает Розали, глядя на Сильвию и Лору. На прощание она целует подруг, желает здоровья им и их внукам и они расстаются.

Розали, кажется, что машин нет, и она начинает переходить через дорогу.  Раньше она делала это, лишь, будучи в полной уверенности в своей безопасности, а не так, как сейчас. Прямо перед ней сигналит красный Фольксваген, визжат тормоза. Машина останавливается, водитель опускает стекло и что-то кричит ей вслед, но она не обращает на него внимания и продолжает идти дальше. Раздается визг тормозов и с другой стороны. Белый Мерседес тормозит так резко, что его заносит в сторону так, как она видела раньше лишь в кино. Розали не реагирует на это и невозмутимо продолжает свой путь. Лишь после того как она переходит на другую сторону дороги у нее начинает бешено колотиться сердце и кружится голова. Остановившиеся прохожие с удивлением смотрят на нее.

— Наверно, можно было бы покончить с собой и вот так, — думает она, — по крайней мере, мне тогда не пришлось бы тащиться в Цюрих.

Молодой мужчина берет ее под руку и спрашивает, всё ли с ней в порядке.

— Да, – отвечает она, – не беспокойтесь, со мной всё в полном порядке.

Он спрашивает, помнит ли она, где живет, и как дойти до своего дома. Розали хочется съязвить ему в ответ, но она понимает, что сейчас это будет некстати, и поэтому уверяет его, что она всё помнит.

 Придя домой, Розали видит, как мигает её телефонный автоответчик. Она прослушивает сообщение от господина Фрейтага, который информирует о том, что её заявка принята. К своему ужасу она понимает, что до последнего надеялась на отказ, точнее на ответ, что диагноз неверный и у неё есть шанс на излечение от рака. Она перезванивает ему, и спустя некоторое время он соединяет её с очень вежливым психиатром.

К сожалению, тут возникает проблема, она не может толком разобрать его акцент. Что за люди эти швейцарцы, возмущается она, всё они могут, а вот говорить нормально никак у них не получается. Отвечая на вопросы психиатра, она рассказывает ему о своей молодости, называет имена президентов США, Франции и Германии, сообщает какая сейчас погода, решает простые и сложные примеры на сложение, объясняет ему, в чём разница между оптимистом и пессимистом, а также что такое плохие и хорошие манеры.

– У Вас есть ещё ко мне вопросы? – спрашивает Розали.

– Нет. Спасибо. Всё ясно, – отвечает психиатр.

Розали довольна собой. Решая примеры, она старалась не торопиться с ответом, чтобы он не подумал, что ей кто-нибудь помогает. На остальные вопросы она отвечала как можно проще. Из своего опыта работы в школе она знает, что главное не выделяться, потому что тот, у кого слишком хорошие ответы на экзамене, всегда под подозрением.

Трубку снова берет господин Фрейтаг. Поскольку времени в обрез, он разрешает ей приехать уже на следующей неделе.

– Может быть, Вы приедете в понедельник? – спрашивает у нее он.

– В понедельник, – механически повторяет за ним Розали, и, подумав, отвечает, что она согласна.

Затем она звонит в туристическое бюро и спрашивает о наличии билетов на самолёт в Цюрих.

– Если вам только туда, это будет дороже. Возьмите билет туда и обратно, так будет дешевле, – объясняет ей сотрудник.

– Хорошо, – соглашается Розали.

– На какое число Вам билет из Цюриха?

– Мне всё равно.

– Простите, но лучше Вы определитесь сами. Ведь время Вашего отлёта изменить нельзя. Сотрудник старается объяснить ей терпеливо и доходчиво так, как его учили общаться с пожилыми клиентами.

– Поэтому советую Вам подумать и решить, когда Вы полетите обратно.

– Мне не нужно возвращаться.

– Но, всё же, вы наверняка захотите это сделать.

– Тогда я лучше обойдусь без обратного билета.

– Я могу оставить Вам дату отлёта открытой, но это будет дороже.

– Дороже, чем просто билет в Цюрих?

– Дороже него ничего нет.

– Извините, но как так может быть? – спрашивает Розали.

– Мне очень жаль, госпожа…, – делает паузу сотрудник,– но не я устанавливаю стоимость билетов, я также не знаю, как она определяется. Моя подруга работает в авиакомпании, но и она не в курсе. Недавно я оформлял полёт бизнес-классом в Чикаго, который был дешевле, чем полёт эконом-классом. Моя клиентка хотела узнать почему, на что я ей посоветовал спросить об этом у компьютера и попросил не морочить мне голову такой ерундой. Я, как и все люди, узнаю стоимость билетов с помощью компьютера.

– И что у Вас так было всегда?

По молчанию сотрудника Розали понимает, что у него больше нет желания продолжать разговор с ней. Уже не раз она замечала, что тем, кому за тридцать, совершенно нет никакого дела, почему все обстоит именно так, а не по-другому.

– Ладно, я беру просто билет в Цюрих.

– Это Ваше окончательное решение?

– Да.

– Бизнес-класс?

Розали задумывается. Это же только короткий перелёт, так зачем же ей лишние траты.

– Эконом-класс, – отвечает она.

Сотрудник довольно долго возится с оформлением билета и лишь через долгие пятнадцать минут сообщает ей, что билет готов.

– К сожалению, – добавляет он, – я не могу сейчас отправить Вам его по электронной почте, компьютер завис, и я не в состоянии ничего с ним поделать. Мне придётся отправить Вам билет с посыльным. Но это обойдется Вам ещё дороже.

– Хорошо, пусть будет посыльный, – в конце концов, соглашается Розали. Она кладёт трубку и  вдруг понимает, что у неё вообще больше нет никаких забот. Протекающий на кухне кран, для ремонта которого она собиралась вызвать сантехника, мокрое пятно в ванной от грубого недружелюбного соседского парня, живущего этажом выше, всё это её больше не касается. Пускай этим занимаются теперь другие или оставят всё как есть, для неё же все кончено.

В этот вечер она звонит своей племяннице, единственному человеку на свете, которому можно рассказать о том, что задумано.

– Здравствуй моя хорошая, ты где сейчас? – набрав её номер, спрашивает Розали.

– В Сан-Франциско, – отвечает Лара Гаспард.

– Тогда наверно наш разговор обойдется тебе очень дорого?

Чудеса, да и только, – думает она, – ведь сегодня можно повсюду связаться с любым человеком, даже не зная, где он сейчас находится. Такое ощущение, что чувства пространства, которое было раньше, больше не существует. С одной стороны это ужасно, с другой, она очень рада, что может поговорить со своей умной и рассудительной племянницей.

– Пустяки, не будем об этом, – говорит ей племянница. Скажи лучше, что с тобой, голос у тебя какой-то странный.

Розали тяжело вздыхает, и немного помолчав, рассказывает всё Ларе. То, что она говорит, кажется ей неправдоподобным и неестественным, будто бы это история не её, а совершенно другого человека или это просто чья-то выдумка. Закончив свой рассказ, Розали больше не знает, что она должна еще сказать. Как-то странно, но она чувствует себя неловко и растерянно молчит.

– О боже, – говорит Лара.

– Ты считаешь, что я поступаю неправильно?

– Что-то здесь не так, но я затрудняюсь сказать, что. Ты полетишь туда одна?

– Да, – отвечает Розали.

– Не делай этого. Возьми меня с собой.

— Об этом не может быть и речи!

Несколько секунд обе молчат. Розали знает, Ларе известно, что она уступит, если та попросит более настойчиво.  Тем не менее, Розали понимает, что Лара сейчас просто не в состоянии что-то предпринять, вот так внезапно, и без всякой на то подготовки, и поэтому обе делают вид, что в подобной ситуации других вариантов нет и быть не может.

Потом они еще долго болтают. Разговор идет ни шатко, ни валко. Они, то говорят, то замолкают, то и дело, вспоминая, что было прожито и пережито ими вместе в детстве, делятся мыслями о Боге и неотвратимости собственной смерти. Розали уже начинает раскаиваться в том, что позвонила племяннице, что может быть ей лучше просто прервать разговор и положить трубку, в то же время, надеясь, что он еще продлится некоторое  время потому, что она сама конечно не станет его прерывать. Голос Лары начинает дрожать и она потихоньку всхлипывает. Розали набирается смелости, собираясь закончить разговор, но потом начинает его заново и они болтают еще целый час.

— Все же зря я ей позвонила, — думает потом Розали. Не надо было Ларе ничего говорить и понапрасну обременять ее. Вот это и имела Лара в виду, когда говорила что что-то здесь не так. Раз уж решила, так и делай все одна или совсем ничего не делай.

Выходные проходят без особых переживаний. Лишь ее тревожные сны, в которых она видит множество людей, слышит их голоса и чувствует то, что когда-то с ней происходило, словно напоминают всю прожитую ей жизнь, снова будоражат ее сознание и лишают покоя, возвращая к жуткой реальности. В понедельник утром Розали решает собрать чемодан. Все же ей нужно взять себя в руки и успокоиться, ведь это будет выглядеть, по меньшей мере, странно, если она отправится в Цюрих без чемодана.

По дороге в аэропорт, сидя в такси, за окнами которого мелькают здания, озаренные лучами восходящего солнца, Розали пытается в очередной раз повлиять на происходящее. Она звонит мне и просит дать ей  хотя бы малейший шанс, считая, что ее жизнь в моих руках.

— Это невозможно, — смущенно отвечаю ей я. То, что с тобой происходит Розали, это твоя участь. Для того я и придумала этот персонаж. Теоретически можно было бы его изменить, но тогда мой рассказ теряет всякий смысл. Поэтому я и не могу ничего сделать.

— Все это вздор, одна пустая болтовня! – возмущается она. Когда-нибудь это коснется и тебя, и тогда ты будешь умолять точно также, как и я.

— Но, это же, совершенно другое!

— И ты не поймешь, почему для тебя нельзя сделать исключение.

— Это нельзя сравнивать. Ты просто вымышленный персонаж, а я …

— Что ты?

— А я реальное лицо!

— Вот как?

— Доверься мне. Это будет не страшно. Обещаю тебе, что, по крайней мере, я об этом позабочусь. Мой рассказ …

— Извини, но мне на него наплевать. К тому же он у тебя наверно еще и скучный!

Я угрюмо молчу, и чтобы больше не слушать обидные слова Розали, вызываю такси и через несколько минут мчусь в аэропорт по залитым солнечными лучами улицам. В зале аэропорта уже нет очереди у стойки регистрации и в пункте досмотра. Я замечаю Розали, которая сидит в зоне вылета рядом с другими пассажирами, ожидающими посадки. По выражению ее лица видно, что наш горячий спор отошел для нее на задний план, да и вообще она сомневается, правильно ли она восприняла то, что я говорила, или это просто ее домыслы.

Вылет задерживается. Такое случается часто, и я не в силах это изменить. Розали отправляется в зал ожидания, освещенный ярким солнечным светом. Внезапно ее охватывает жуткий страх, которого она не испытывала до сих пор.

В этот момент объявляют посадку на самолет в Цюрих. Когда Розали с трудом поднимается со своего места, сидящая рядом женщина предлагает ей помочь подняться по трапу самолета. По правде говоря, помощь ей не нужна, но, нельзя же, быть бестактным человеком, так что она ее принимает.

К счастью, у нее место у окна и поэтому она решает не упускать момент, для того чтобы насладиться в последний раз видом с воздуха на небо с плывущими по нему белыми облаками. Можно сказать, что ей повезло перед смертью совершить полет над Альпами. Самолет выруливает на взлетную полосу, начинает разбег и поднимается в воздух.

Розали просыпается от того, что когда самолет приземляется, ее сильно прижимает к спинке кресла. Она чувствует боль в ушах и держится рукой за лоб. Неужели она проспала  так весь полет? Просто не верится. Но за окном уже видна взлетно-посадочная полоса аэропорта, затянутого серыми тучами. Она и в самом деле все проспала.

— Мы уже прилетели в Цюрих? – спрашивает она своего соседа.

— Еще нет, — отвечает тот. Пока что только в Базеле.

— Как это так получилось?

— В Цюрихе пасмурно, туман. Он смотрит на нее так, как будто бы она в этом виновата. Нам придется сойти с самолета в Базеле.

Розали смотрит немигающим взором на спинку переднего кресла и пытается осмыслить происходящее. Что бы все это значило? Может быть, это как раз тот неожиданный поворот, который должен спасти ее жизнь и она этим обязана мне?

— Нет, Розали, — отвечаю я, у тебя рак, и ты по-любому умрешь. Даже если ты откажешься от клиники в Цюрихе, это тебя все равно не спасет.

— У твоего рассказа мог бы быть и другой финал, — говорит Розали. Я могла бы недели две насладиться жизнью. Ведь в мире есть еще куча вещей, которые я ни разу не пробовала. Он мог бы стать одним из тех рассказов, в которых повествуется о том, что не нужно думать о будущем, а жить так, как будто, от жизни остается всего лишь несколько дней. То есть он не был бы трагичным, а, скорее всего…

— Жизнеутверждающим, — подсказываю ей я.

— Да, именно таким, — подтверждает Розали.

— Розали, — обращаюсь к ней я. Авиакомпания предложит тебе два варианта. Продолжение полета, который из-за нелетной погоды объявят неизвестно когда, или билет на поезд в Цюрих. Ты должна выбрать второй вариант. Пойми, наконец, что о жизнеутверждающем рассказе не может быть и речи! Скорее, его можно назвать философским.

— Но почему? – вопрошает Розали.

Я молчу в ответ.

— Да не расстраивайтесь Вы! – утешает Розали ее сосед. Все не так уж и плохо. Доберетесь Вы до своего Цюриха. До него рукой подать. Так что прекращайте плакать.

Сойдя с трапа самолета, она немного успокаивается и снова берет себя в руки. Сотрудники аэропорта раздают недовольным пассажирам посадочные талоны. Розали и в самом деле выбирает поезд вместо самолета и поскольку она   выглядит совершенно изможденной, один из сотрудников даже подвозит ее на машине до вокзала. Там уже стоит поезд в Цюрих. На перроне ее встречает молодой работник вокзала, который любезно помогает ей сесть в вагон и предлагает занять удобное для нее место.

Вскоре поезд уже мчится, оставляя за собой ярко-зелёные поля на холмистой местности. На этот раз Розали твердо решает не упустить представившуюся ей возможность полюбоваться мелькающим за окном прекрасным ландшафтом.

Она просыпается, когда поезд останавливается на станции какого-то провинциального городка. Над неприглядными снаружи домами висит густой туман. Розали протирает глаза, смотрит и видит, что на перроне рядом с  перепуганной мамой хнычет ребенок. Тут же она слышит по громкоговорителю голос проводника, который объявляет о том, что на путях произошел несчастный случай, и поэтому он просит всех выйти из вагона.

— Кто-то покончил с собой, — обеспокоенно говорит сидящий в вагоне мужчина.

— Бросился под поезд, — добавляет его соседка. Навряд ли, от самоубийцы что-нибудь осталось.

— Может быть одни ботинки, да и то их, пожалуй,  нескоро еще найдут, — неуверенно  предполагает мужчина.

Все сидящие в вагоне пассажиры дружно кивают, поднимаются и выходят на перрон. Один из пассажиров помогает Розали выйти из вагона. Некоторое время она в полной растерянности стоит под моросящим дождем, затем решает зайти в привокзальное кафе. С фотографии на стене кафе ей улыбается американская поп-звезда Мадонна, рядом с ней рекламный плакат горного туризма, да портрет какого-то генерала, на столиках флажки Швейцарии. Ей приносят чашку отвратительного на вкус кофе.

— Скажите, Вы хотите попасть в Цюрих? — слышит она за своей спиной.

Она оборачивается и видит, за стоящим у стены столиком, худощавого мужчину с сальными волосами в очках с роговой оправой. Розали заприметила его еще в поезде.

— Если это так, то я могу взять Вас с собой.

— У Вас здесь есть машина?

— Дорогая, тут машин предостаточно.

Она не знает, что ему ответить. В конце концов, ей терять нечего и она решается поехать с ним.

— Ну, тогда нам нужно поторопиться. Я вижу, Вы спешите.

Он широким жестом достает купюру из бумажника и расплачивается за кофе. Затем он подходит к вешалке, снимает с нее и надевает ярко-красную фуражку.

— Извините, что не могу Вам помочь с багажом из-за острой боли в спине. Могу я узнать, как Вас зовут?

Розали называет свое имя. Он берет ее руку и пожимает. Она невольно отстраняется от него, когда тот целует ей руку.

— Очень рад нашему знакомству, — говорит он, не называя своего имени. Он держится прямо, двигается легко, так что по нему и не скажешь, что он страдает от боли в спине.

Она следует за ним на автостоянку. Он идет быстро, не оглядываясь на нее, и она едва поспевает за ним. С задумчивым видом он останавливается то у одного, то у другого автомобиля и окидывает их оценивающим взглядом.

— Ну, как Вам вот этот? – спрашивает он, останавливаясь около серебристого Ситроена.

— Я думаю, это то, что нам нужно, — говорит он и вопросительно смотрит на Розали. Когда она кивает ему в ответ, он наклоняется к двери и возится с нею до тех пор, пока она не распахивается. Он садится за руль и пытается запустить мотор с помощью проводов от замка зажигания.

— Чем это Вы там занимаетесь? – удивленно спрашивает Розали.

— Садитесь же, наконец, в машину, если хотите ехать, — настойчиво говорит он.

Розали потихоньку садится на пассажирское сиденье. Мотор заводится.

— Скажите, это Ваша машина или Вы ее только что….

— Конечно, моя дорогая фрау. Или Вы хотите меня в чем-то обвинить?

— Но, у Вас же, нет ключа замка зажигания…

— Это новая модель и она совершенно по-другому устроена. Располагайтесь поудобнее, наша поездка продлится недолго, даже если я не буду гнать на полную катушку. Кроме того на дороге туман, и я не хочу подвергать опасности Вашу жизнь, — смеясь говорит он.  У Розали  мороз пробегает по коже от этого смеха.

— Кто Вы?  — испуганно спрашивает она.

— Я Ваш друг, Ваш попутчик, которому просто по-человечески очень приятно помогать людям. Как, впрочем, и любой другой на моем месте должен был бы сделать это.

Машина выезжает на автобан. За окном мелькают дорожные ограждения. От резкого увеличения скорости Розали вдавливает в сидение.

— Знаете старую загадку «Сначала на четырех, потом на двух, а затем на трех»? – искоса взглянув на нее, спрашивает он.

— Это человек. Родившись на свет, он ползает, повзрослев, ходит, состарившись, ходит с клюшкой, —   не дождавшись ответа, сам же отвечает он. Как глубоко сказано, — не правда ли, дорогая фрау? Он включает радио, из которого звучит песня альпийских гор с мелодичными переливами, и подпевает и насвистывает, совершенно не попадая в ритм, отбивая такт ладонью свободной руки по рулю.

— Помните, как там, у французского философа Блеза Паскаля, его знаменитый образ человека  «un roseau pensant» как “мыслящего тростника”– одного из наиболее слабых созданий природы. Да, человек не просто тростник, слабое порождение природы: он — мыслящий тростник. Нетрудно уничтожить его, но, если, все же, суждено человеку быть раздавленным, то он умеет и в смерти быть на высоте, ведь у него есть понимание превосходства вселенной, но такого понимания нет у вселенной. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Так что я прошу ни о чем беспокоиться,  я доставлю Вас в Цюрих в целости и сохранности.

— Сделай же наконец-то хоть что-нибудь, чтобы не испортить свой рассказ! – снова обращается Розали ко мне. Кому он нужен, ведь рассказов, подобных твоему, хоть отбавляй. Одним больше, одним меньше. Ты можешь сделать так, что я выздоровею, или даже снова помолодею. Это тебе ничего не стоит!

Я чуть было не поддалась на ее уговоры. Правда сейчас меня занимает другое. Меня тревожит то, что я совершенно не знаю того, кто сидит за рулем, откуда он взялся, да и вообще, как он попал в мой рассказ. Я планировала продолжать его совсем не так. И вот теперь, когда добрая половина его уже довольно неплохо написана, все зазря?

Тем времен машина с Розали съезжает с автобана и попадает на окраину Цюриха. За окном мелькают окруженные садами дома, рекламные щиты, школьники с ранцами за спиной.  Внезапно везущий ее водитель тормозит, выходит на дорогу, обходит машину и распахивает пассажирскую дверцу.

— Прошу Вас, дорогая фрау! – говорит он. Она выходит из машины.

— Разве мы уже приехали?

— Разумеется! Он картинно кланяется Розали, затем выпрямляется и еще раз уверяет ее в том, что они на месте.

— Я знаю, что говорю. То, что Вы собрались делать, нужно сделать решительно. Обдумайте это.

Он поворачивается и идет прочь размашистым шагом.

— А как же машина! – кричит ему вслед Розали.

Но тот уже завернул за угол, оставив за собой брошенный Ситроен с мигающими фарами и распахнутой дверцей. Розали прищуривается, стараясь рассмотреть  название улицы на дорожном указателе, и со смешанным чувством облегчения, смятения и досады понимает, что ее высадили не по нужному адресу.

Розали голосует на дороге, долго стоит под дождем, промокнув до нитки, и чувствует себя так ужасно, что невозможно описать словами. Наконец рядом с ней останавливается такси. Она садится в машину, называет адрес и закрывает глаза.

— Позволь мне жить, — обращается она ко мне в последний раз. Забудь то, что ты придумала в своем рассказе. Просто дай мне жить!

— Ты цепляешься за иллюзии, будто бы ты существуешь на самом деле, — отвечаю ей я. Но ты состоишь из слов, смутных ощущений и незамысловатых мыслей, причем все это не твое. Ты полагаешь, что ты страдаешь. Ты не страждущая, ты никто!

— Какие умные вещи ты говоришь… Да пошла ты со своей историей!

На мгновение я теряю дар речи. Я не знаю, кто ее научил так выражаться. Это ей совершенно не к лицу, да и вообще нарушение стиля, которое портит мой рассказ.

 — Возьми себя в руки! – призываю я Розали.

— Да как я могу! Мне больно и страшно! Но и тебе придется пережить подобное, когда тебе кто-нибудь скажет, что ты для него не существуешь.

— В том-то и разница между нами, что я существую.

— Так вон оно что! Но и у меня есть чувства и душа, поэтому и я существую. Почему ты смеешься?

Водитель такси оглядывается на Розали, удивленно пожимает плечами, не понимая, с кем это она разговаривает. Дворники стирают капли дождя на лобовом стекле,  брызги луж летят из-под колес, заставляя идущих по тротуару прохожих под зонтами, жаться друг к другу.

— В последний путь, — тихо шепчет Розали, и поскольку все действительно так, сама мысль об этом кажется ей пафосной и глупой. Неважно, как ты прожил жизнь, финал ее всегда трагичный. Ей остается лишь считать минуты до своего конца. У нее еще есть минут двадцать, каждая из которых заполнена секундами, поэтому можно сказать, что времени еще предостаточно, так что конец, не так уж и близок.

— Приехали! – говорит водитель такси.

— Уже? – спрашивает она.

Он кивает в ответ. Тут Розали вспоминает, что не обменяла деньги, и у нее нет с собой швейцарских франков.

— Подождите, пожалуйста, я быстро, — говорит она водителю такси.

Выходя из машины и не собираясь возвращаться, она ловит себя на мысли о том, что ее последним поступком на земле станет неоплаченный проезд в такси. Но у нее нет времени  думать о порядочности, теперь она освобождена от всякой моральной ответственности. Розали направляется к входу в клинику, за безобидным названием которой таится смерть, подходит к двери и нажимает кнопку звонка. Дверь открывается автоматически.

Она садится в старенький дребезжащий лифт и сознает, что никогда и не думала о том, что сюда попадет. Лифт останавливается, двери открываются, и буквально из ниоткуда, появляется худощавый мужчина с короткой стрижкой с пробором посередине, как будто специально для того чтобы не дать ей шанс спуститься обратно.

— Добрый день, меня зовут Фрейтаг, — говорит он.

— Ну и что же дальше? – спросит меня читатель.

Я знаю, что должна рассказать все. О том, как Розали проходит, чтобы принять смерть, из приемной в кабинет эвтаназии, описать находящуюся в нем видавшую виды покрытую пылью мебель: стенной шкаф, кушетку, стол и стул, что придает всему помещению нежилой, неуютный вид обиталища, где проживали призраки, а не люди. И обязательно упомянуть закрепленную на стене видеокамеру для фиксации того, что смертельно больной человек выпил стакан со смертельным питьем сам, без принуждения, чтобы таким образом обезопасить клинику от негативных последствий. Мне нужно описать, как Розали сядет за стол, оперев голову на руки, бросит в окно прощальный взгляд в туманную даль, как ее страх перерастет в усталость, как она подпишет все нужные бумаги, и как ей, наконец, принесут и поставят на стол стакан со смертельной дозой снотворного нембутала. Я должна рассказать, как она подносит его ко рту, неприязненно и обреченно смотрит на водянистую жидкость, и все еще колеблется. Может быть, мне стоит все повернуть назад, — думает она, — и вместо смерти выбрать жизнь, пусть хоть и на несколько наполненных болью и страданиями дней, а потом опять вернуться к своему первоначальному решению. Ведь она уже зашла слишком далеко, и теперь уже нет смысла все кардинально менять.  Я также должна описать последние проблески ее воспоминаний: детские игры на берегу озера, мамины поцелуи, отца с газетой в руках, девочку-школьницу с мальчиком, о котором Розали и думать забыла, а также бабушкиного попугая, который мог произносить отдельные слова. Ничто за всю долгую жизнь не восхищало ее так, как этот говорящий попугай.

Да, из всего этого мог бы получиться хороший рассказ, хотя, наверно, немного сентиментальный и грустный, но с юмором. Страху смерти в нем я придала философский смысл. Я все продумала, ну а что же дальше?

И все-таки я решаю изменить свой рассказ. Я появляюсь, словно, из за кулис, становлюсь реальной, вместо виртуальной, и подхожу к господину Фрейтагу, стоящему у двери лифта. Тот на мгновение непонимающе смотрит на меня, затем его образ меркнет и рассеивается.

— Розали, — говорю я ей, — ты здорова, и если уж на то пошло, будь опять молодой. Начинай жить сначала!

Прежде чем она сумела мне ответить, я снова исчезаю, оставив ее в опускающемся лифте. Розали не может понять, почему вместо себя она видит в зеркале лифта отражение двадцатилетней девушки с неровными зубами, тонкими волосами и худой шеей. Честно говоря, красавицей она никогда не была, так что я не могу ее приукрасить. С другой стороны, а почему бы и нет! Правда сейчас это не играет никакой роли.

— Спасибо, — говорит мне она.

— Да, ладно тебе, — устало вздыхаю я, — не спеши так говорить.

Розали распахивает дверь и выпархивает на улицу. Вид у нее довольно странный: молодая девушка, одетая как старая женщина. Обманутый Розали таксист ее не узнает и пропускает мимо себя. Он еще простоит здесь с полчаса, беспокойно посматривая на включенный таксометр, потом, наконец, не выдержит, и пойдет стучать в дверь клиники. Там ему ответят, что на прием должна была явиться пожилая дама, но она не пришла. Чертыхаясь, он отправится обратно, и, явившись вечером домой, с еще более угрюмым видом сядет за стол, и будет, есть жалкую стряпню своей жены. Уже давно его не оставляют мысли о том, как бы от нее избавиться любым способом, и вот сегодня его решение становится окончательным. Но это уже другая история.

— А как там моя Розали? Она быстро идет по улице, все еще без ума от радости, и мне на мгновение кажется, что я поступила правильно, будто бы мое сочувствие судьбе Розали и есть развязка этой истории, а все остальное не имеет значения. В то же время у меня появляется нереальная надежда на то, что когда-нибудь кто-то так же посочувствует и мне. Ведь я, как и Розали, не могу себе представить, что я просто ничто без внимания людей, и что моя жизнь закончится, как только они от меня отвернутся. Ну а теперь, когда я завершаю свой рассказ, образ Розали просто исчезает. Без агонии, без боли или перехода в новое качество. Сейчас это всего лишь сбитая с толку странно одетая девушка, эфемерный образ которой на мгновение мелькнет в моей, да и Вашей памяти, читатель, пока Вы читаете этот абзац.

Возможно, в ней останется только льющий на улице дождь, бегущие домой промокшие дети с собакой, зевающий прохожий и завернувшие за угол три автомобиля с неизвестными номерами, приехавшими будто бы из другой реальности, или, как минимум, из другой истории.

Перевел с немецкого языка А. Злобин

“Rosalie geht sterben”D. Kehlmann / Ein Roman in neun Geschichten